ОЗИМЫЕ
Мы всю зиму прожили на пареной репе. Что проще?
Под сугробами - время продрогшее. Край бобылиный.
Псы молчат, грея лапы под лавкой, не жалуя дрожью
Птиц озябших, с тоски промышляющих мёрзлой рябиной.
Прислони к слюдяному окошку льняную ладошку,
Как презренный маляр испохабь ледяные узоры.
И увидь те же лавки, иконы, подкову, лукошко.
Сквозь прозрачные вещи метель проявляет свой норов.
Пятипалое чёрное зеркало. Страшно. Чуть слышно,
Как снаружи из ходиков выйти пытается время,
Как на поиск насущного вышли настырные мыши,
Как сверчки предаются за печкой бессмысленной лени.
А чего ты хотел? В эту злую безлюдную зиму
Вещи тоже промёрзли насквозь. И твоё отраженье
Умудряется прятать снежинки в ресницах во имя
Глаз твоих, улыбаясь как в старое доброе время.
Нынче рано стемнело. Ныне странно бояться природы.
Всё, что мёрзнет снаружи, весной обернётся рябиной.
Это зеркало станет озимым безвременьем года,
Оставаясь условием жизни в краю бобылином.
* * *
А. П.
Убили Зигфрида! Красавица, не плачь!
Всё это было столь давно и столь неправда.
Поставим крест на этом общем месте,
Поставим свечку в голос и забудем.
И в этом память. Медальоны прячь - не прячь,
Твоё лицо их выдаст на потеху
Какому-то лихому человеку.
И чем бы всё ни кончилось, награды
Достанутся не нам, а мёртвым людям.
И что с того, что мы любимы навсегда,
А года хватит, чтоб забыться и расстаться.
И крестик обладает очень новым,
Но Зигфриду совсем неясным смыслом.
Хотя и тот он понял лишь тогда,
Когда был рыцарем коленопреклоненным,
(вода в ручье имела вкус измены)
Помянем в голос уязвимых и красавиц,
Испачкавших свои колени пылью.
СПАРТАНСКИЙ МАЛЬЧИК
Полтава. Деревянные игрушки,
Прибитые гвоздями к потолку.
Спартанские условия не учат
(Как если бы Господь страдал падучей),
Своё "не в ногу" прибивая к косяку
Взамен подковы, равнодушию к врагу.
Хомер. И кто-то колет, рубит, режет
Твоё же тельце, прилетевшее со скал.
Твоё спартанство отдавало словом нежить,
Тебе боялись отдавать любовь и нежность.
Своею лаконичностью спасал
Ты свой народ, отель меняя на вокзал.
Харон. И хор лягушек беспокоен
Своей возможностью стать ужином для рыбы.
Тебя не приняли ни гои, ни изгои,
Тебя, как волка, ноги сломанные кормят.
И выход - утопиться либо.… Либо
Твердить на унижения "спасибо".
Спартанский мальчик. Скоро взрослые спартанцы,
В оттенки серого одетые "с иголки",
Оденут твои немощные пальцы
В рукопожатия: "К чему же быть скитальцем?
Ты только не используй недомолвки.
И отыщи такого же ребёнка!"
Беги же, мальчик! Мы не в первый раз упали.
У брошенных со скал все дети - Боги.
А их нельзя им отдавать. Тогда медали
Украсят их квартиры и пороги.
Ну, а здоровым в Спарте быть едва ли
Намного лучше, чем разгуливать не в ногу.
РЕИНКАРНАЦИЯ
Мои следы узнают слишком быстро,
И потому я никогда не стану зверем.
Мои следы узнают лишь по крыльям,
Которые оставлены у входа.
Но это крылья не узнают, и не скажут,
И потому я никогда не стану птицей.
На крыльях чешуя и след теченья.
На крыльях ил и водорослей порча.
Как следствие следов - крылатый невод.
И потому я никогда не стану рыбой.
Попробую остаться человеком.
* * *
Я красивой тебя не видел.
Да и ты, разумеется, тоже.
Ты наденешь мой старый свитер,
И мы станем с тобой прохожими.
И мы станем с тобой похожими
Так, что будут нас путать мелочи:
Будут думать, что ты наложница,
В то же время считая, что девочка.
И от этого мы, красивые
До того, что себя уродуем,
Будем, пряча улыбки, позировать
Находящим ухмылки художникам.
И тебя не сберечь мне от этого
Без того, чтоб не стать порочным.
И опять нам не хватит света,
Чтобы спрятаться от цветочниц.
…превратив мостовые в подмостки,
ты одёрнешь мой старый свитер.
Береги себя, это просто
то, чего никогда не видел.
29.05.99.
Ирине Шостаковской,
"…Ну, ты, поэт, невольник чести!"
* * *
Похоже, я всю жизнь не понимал
Всю прелесть жизнеописанья
Таких прославленных и доблестных героев,
Как Урфин Джюс и Деревянные солдаты.
Казалось бы: что проще? Взял портвейна,
Глотнул и выйграл бой при Саламине.
Так нет же, подавай им дату смерти,
А если жив пока - когда и где умрёт,
Налоговую декларацию отца
И много сущего.
Похоже, что биограф
Из этой ручки и вот этой вот руки
Выходит никудышный. Напишу я
Какой-нибудь трактат о "Камасутре".
Получится, наверное, в стихах.
* * * П. Виноградову
Лучший блюз, как всегда, плутал у тебя в кармане,
Лучший туз молчком догорал у тебя в рукаве.
Нам всегда не хватало копеек на вшей на аркане,
Потому мы свергали царей у себя в голове.
Слушай, правда, что кончик копья, перепачканный
мёдом
Никогда не посмеет ударить кого-нибудь в спину?
Только мёдом мы вряд ли исправим ошибку природы -
Наши женщины больше не любят казаться любимыми.
Наше долгое детство не стало объектом насмешек,
Но своих матерей мы тогда всё равно не считали
Ни прекрасными дамами, ни королевами пешек.
Они были для нас просто мамами. Повод ударить
В грязь лицом неприятеля, недруга.
Не за что, не за что, не за что!..
Земляничное место всегда наводнялось гадюками.
И у самых красивых девчат ноги голые - это всё
мелочи! -
И на них не поднимутся руки, глаза и окурки.
А у самых красивых девчат ноги босые, дети за
юбками,
И глаза, словно змеи, вертлявые, разве не нравятся?
Знай себе выбирай (только ту, что не знаешь),
и зубками, зубками, зубками…
Наши женщины очень не любят казаться красавицами.
Лучший блюз, как всегда, заплутает в твоём кармане
И займётся огнём, натолкнувшись на туз у тебя в
рукаве.
Ты ещё не заметил, что женщины наши похожи на
танец?
Белый танец и белая кость голубиных кровей.
14.07.99
ПОЛУЭПОС
I
Заполночь голова.
Время играет тенью.
Настольная лампа,
встав на востоке,
делает полный круг.
Я представляю,
Как управляю
Солнечными
Затменьями,
Пряча
под выключатель
Чайные ложки рук.
Высокие скулы.
Тени играют временем.
Чай трёхэтажный -
Сутулость улыбки -
Вновь обжигает глотку.
Я представляю,
как управляю
невестою в этой темени.
Если женюсь на тебе,
Значит,
потрачу подлость.
Засветло вырастать
Выше самих обоев,
Услышанный детский плач
Сразу списать в утиль.
Какой из меня жених!
Особенно без квартиры.
Какой из меня поэт -
Солнце для четверых.
Увидев мои игрушки,
Дочка отпустит бороду.
Комнатными растеньями
Выглядят лица друзей
Я небогат, непослушен,
И мне не нравится Пушкин.
Так же как отворачиваться,
Или всё время глазеть.
Ночь заполняет свадьбой
Твой обесточенный профиль.
Сняться в рекламном клипе
И сниться тебя сколько хочешь?
Какой из меня учитель.
Я, вон, бегу от деток.
Хоть не мои, но всё же,
Был бы у них не прочерк.
Надо бы стать добрее
До прихода родителей.
Вот никогда б не поверил,
Что испугаюсь бессонницы.
Но отвечаю на выпад:
- Дескать, женись скорее! -
- Да. Как-нибудь послезавтра, -
И, от тоски не бреясь,
Я отправляюсь трахать
Одну из своих любовниц.
Заполночь голова.
Вряд ли ты ешь яичницу.
(или читаешь книжки,
или всегда верна).
Папа твой снова в мыле:
Ищет беспутную дочку,
Этакое Величество,
Влюблённое допьяна.
31.08.99
II
Мята пришла домой.
Неокольцованы губы.
Запахом мёда,
Но вовсе не вкусом
Дышит её очаг.
Мяту целуют все.
Мяту целуют в губы.
Больнее целует отчим,
Второй неродной отец.
Мята пришла домой,
И не узнать - откуда?
Мокрое платье,
Как острое жало,
Не скажет, когда и где
Ей предлагали кров
Чужие хорошие люди.
Ей предлагали чай
Из добрых душистых трав.
Мята пришла насквозь -
Был долговязый дождь -
Мокрой. И волосы пряча
Чай трёхэтажный пила.
Ей предлагали сон,
Колючий свитер собачий
(совсем как небритый отчим)
Был для неё Восьмым
Чудом Света за эту ночь.
Слушали очень долго
Красивую девушку Мяту
Слёзы её смешные -
Промокла её "Алиса"!
Только дарили бы кукол
И не дарили книжек.
Ведь книжки совсем не кошки,
Им даже не скажешь брысь.
И странно, под утро чай им
Казался совсем не солон.
И падали, падали, падали
С каким-то несносным стуком,
Будили его родителей,
Крестики
На пол холодный.
И не оставалось другого,
Как брать всё в чужие руки.
Мята пришла одна.
Кто её встретит утром?
Скатерть или дорога?
Чертополох - Бурьян?
Кто бы искал такую
Сразу перед Потопом
Ничем, кроме слов не рискуя
Влюблён и смертельно пьян?!
08.11.1999.
* * * Алине
Когда, наконец, повесится
Месяц на этой форточке,
А звёздочки перебесятся
И отойдут ко сну,
Манернее утра кошачьего
Я встану душой на
корточки:
"Обидно, но кофе
кончился.
А ты всё равно улыбнись.
Ведь хлеб разложить по полочкам,
Сметая пометки в памяти,
Укрыться от снега полночью,
(Ах, нам ли считать гроши!)
Гораздо смешней, чем выдумывать,
На чём же ещё не спали мы".
Гораздо грустней взросления
Весной босиком по глазам.
И ноги, немного мокрые
От этих прогулок взбалмошных,
Встречают холстами-окнами
Все те, кого любишь ты.
Давай, мы лекарства выкинем,
Чтоб чашки не помнили горечи,
Чтоб ты, неразумная умница,
Хворала лишь крепким сном.
23.11.98
* * *
Жизнь бьёт ключом "поддых" и по
скуле,
Флажком пурпурным обозначенной на
карте.
Наверно, подадутся в "бонапарты"
Отнюдь не все.
Жизнь бьёт ключом, и это валит с ног.
Ключом от дома, где всё время много
нас,
Переводящих свои мысли напоказ
На диалог *.
Жизнь бьёт ключом, и в этом есть резон.
Единственная выгода остаться -
Стать на мгновение взбесившимся
паяцем
Лицом в газон.
* - Диалог, это такой иностранный язык, научиться которому почти невозможно.
ГРАФОМАНСКИЕ
АНАТОМИЧЕСКИЕ
ЭКЗЕРСИСЫ
1.
Язык мой враг. С костями или без,
Со злобой - помнишь киевский
поход?
Что на уме, тому на языке
Всегда найдётся пищи и свобод.
Плохой танцор похвалит свой
язык,
А я на языке родных осин
(косноязычия постигнуты азы)
пробормочу сквозь зубы: "Сукин
сын".
2.
И видит око, и зуб кусает
Своё жилище по кличке - Полка.
Но только голод. И за зубами
Один язык, и ни на зуб - толку.
И от мороза ломило губы,
И зуб на зуб, и ни на грош веры.
Ты - конь дарёный. Это нас губит.
А если так, пусть я умру первым.
3.
На палец наливайте, на два пальца!
А высосать мы сможем сколько хочешь.
Ты, главное, не пялься на банальность.
И пальцем в небо - наш куриный
почерк.
Мы, палицы перешибаем плетью,
Мы в рот два пальца - верно, это выход.
О палец не ударя, будем сплетни
Носить как веера. И словно нимбы.
4.
Ломая голову, сломи её совсем.
На то и шляпа, чтобы голову в песок.
Не доллар голова, не палец - цент.
Мы пьём обычно только на своё.
И за своё здоровье. Водку с солью.
Лихие головы воскликнут:
"Побратимы!"
Молчанье станет болью головною.
А слово обернётся гильотиной.
5.
Делай ноженьки из этих эмпирей!
Ноги в руки - мы избегнем сглаза.
Всё, что измеряют от ушей,
Станет поводом и следствием экстаза.
Нам нога за ногу, глаз за глазом
(девушки такие иноходцы!)
И тебе в ногах у них валяться
То же самое, что мне плевать в колодцы
.
Дурьи головы в ногах, увы, неправды,
И уж точно не надежды ищут.
На ногах рассвет… И дарит радость
Та, что босиком навстречу вышла.
6.
Сон в золотые руки попадает.
Я умываю сложенные накрест,
Накопленные долгими годами
Привычки видеть в каждом встречном братство.
И предложение обмена рук на сердце
Железной ручкой мой исправит почерк.
Своя рука владыка - буду греться
Привычным злом, не покладая почек.
7.
Глаз да глаз. А нянек только семь.
Надо б сотню, но в глазах такая горечь!
И стреляют девушки в постель.
Да и я глазам своим не сторож.
Глаз-алмаз. Я вижу только то,
Чем глаза залить уже не в силах
Мне придётся догонять дождём
Тень твою, что так некстати раздвоилась.
10-11.12.99
8.
Горлица сыта, угомонилась.
И горнист, помахивая горном,
Отправляется в кабак -
опохмелиться.
Кровью чувств ласкать
израненное горло.
Глотку драть, хватая горн за
глотку -
Есть ли что глупей в
Тьмутаракани?!
Он, презрев присягу, выпьет
водки
И горилки с добродушными
хохлами.
20.04.2000
* * *
А покуда мы прокурены
И повенчаны с укорами,
Наши слёзы будут дурами;
И не белыми, а чёрными.
МЕЖДУГРАДИЕ
Политес не похож на политику. И полулюкса
Не сменить (и не думай) на лестничный сизый пролёт.
Города превращаются в саженцы и расстаются.
Чтоб меня не пустить ни к столу, ни к селу, на порог…
Города превращаются в саженцы. Корни и вправду
Отрезвляют и больше похожи на руки, чем ветви.
Но чего не отнимешь у них - неумения падать.
Если только не смех и не дети, а попросту ветер.
Не смешно возвращаться, встречая всё те же ворота.
Да и апсида мне будет мерещиться даже в сарае.
Церкви делятся на: те, что живы, сгорели, и Трою.
А руины - отнюдь не моё вспоминание Рая.
Окончание смеха начнётся не раньше, чем завтра.
Полулысое темечко - это тонзура, дитя.
Христианство по-божески делано делится на два
Порицания. Словно сирени цветут города,
Карауля моё возвращенье на пару с крещеньем.
Промежуток от первой до внешне совсем
непригодной -
Междуречие, чересполосица, сальто, качели -
Объясняет, что в каждой деревне своя непогода.
Между делом летальный исход, и пути, и дороги
Передряги - карманные деньги любого бродяги.
Городская черта так похожа на смех в эпилоге,
Что её неудобно и стыдно за пазухой прятать.